Моя первая порка или порка взрослой женщиной.

Мне тогда было пятнадцать лет. Жили мы с мамой в центре Ленинграда, в коммуналке. Наша соседка Екатерина Ивановна, крупная женщина, лет пятидесяти, с тяжелым характером, работала дворником при каком-то ленинградском вузе. Поэтому, между входными дверями на лестничную клетку, среди всякого хлама, неизвестно зачем, хранились несколько новых метел, какими метут дворы. Мама ушла на работу, а я болел и маялся от безделья в кровати, лежа на животе. И вдруг, мне привиделось, что меня секут розгами и делает это Екатерина Ивановна! Явственно ощущалась каждая розга и начал сладко ныть низ живота. Продолжалось это, пока я не кончил, бурно и с необыкновенным наслаждением. Через некоторое время, когда стал возвращаться реальный мир, мне захотелось писать. По дороге в туалет, услышал звон посуды, и ноги сами понесли на кухню. Екатерина Ивановна, вытирая полотенцем посуду, неодобрительно взглянув на меня, спросила: «Лодырничаешь?». Переминаясь с ноги на ногу и почувствовав, внезапно наступившую, сухость во рту, я немеющим языком, попросил: «Екатерина Ивановна, пожалуйста, выпорите меня». И упав на колени, начал неистово целовать ее руку. От неожиданности уронив чашку, она зло посмотрела на меня, но увидев мои жалостливые, просящие глаза, внезапно подобрев, спросила теплым голосом: «Очень хочется? Прямо невмоготу?» Нервно сглотнув, я с трудом выдавил: «Очень! Очень хочется! Очень прошу Вас высечь меня!» Екатерина Ивановна, улыбнулась: «Ну, хорош, хорош, высеку, обещаю! Розгами или ремнем?» Поняв, что порка неминуема, меня охватила безумная радость, и с трудом преодолев желание закричать от счастья, попросил: «Лучше розгами, Екатерина Ивановна». Одобрительно кивнув головой, соседка поинтересовалась: «А как тебя высечь? Понарошку или по настоящему, как меня молодую, покойный отец, драл?» «Пожалуйста, по-настоящему!» - выдохнул я. «А ты розги приготовил? Нет? Так чего же просишь выпороть тебя? Ладно, не плачь, сейчас соорудим!» - сказала она и приказала налить воды в бак для кипячения белья и поставить его на плиту. Когда закипит, засыпать пачку соли и размешать. Пока грелась вода, достала новую метлу и разложила ее на ветки. Затем, Екатерина Ивановна ловко связала тесьмой четыре прута в пучок и велела мне приготовить еще десяток. К тому времени, когда закипела вода, я закончил изготовление розг и опустил их в бак, предварительно посолив и помешав воду. Соседка похвалила меня за расторопность и легла вздремнуть, наказав разбудить ее через час.Этот час превратился в нескончаемую вечность. Я метался по квартире – из комнаты на кухню и обратно. Мне казалось, что все это сон и только вид бака с розгами, спасал меня от отчаяния. Сладкое чувство внизу живота, периодически, превращалось в тянущую ломоту. Наконец, устав от ожидания, за пять минут до конца срока, я постучал в соседскую дверь и услышал: «Нетерпится? Так порки хочется? Щас, я тебя ублажу!» Открылась дверь и на пороге, громко зевая и лениво потягиваясь, появилась Екатерина Ивановна на ходу застегивающая халат. Крепко шлепнув меня рукой по попе, она произнесла: «Пошли, я тебя высеку!» и от этих угрожающих слов, я почему-то почувствовал себя на верху блаженства. Мы прошли на кухню, где вдоль стены стояла высокая скамейка, на которой в корыте, обычно стирали белье. «Выдвини скамейку на середину, снимай штаны и ложись!» - приказала соседка. Выставив скамью и приспустив треники, лег. Трусы опускать постеснялся, так как наивно полагал, что вид стоящей вдоль живота пиписьки, мог не понравиться женщине. «Прописываю Андрюше полсотни розг, плюс десяток за неснятые портки и плюс пяток за то, что разбудил раньше времени. Всего: шестьдесят пять!» - подсчитала Екатерина Ивановна и тут же добавила: «Будешь вертеться и орать, заткну рот, привяжу к лавке и высеку до крови! А после даже и не проси, сечь не буду!» Затем стащила с меня трусы до колен, достала из бака розгу, стряхнула с нее воду и спросила: «Не передумал? Нет? Ну, тогда держись! Ох, как я сейчас тебя выдеру… Неделю, как конь, стоя спать будешь!» В предвкушении ожидаемой порки и от прохладной скамьи меня начало мелко лихорадить. Тут послышался свист и первый удар розги, очень больно впился в попу. Лихорадить тут же перестало, но что удивительно, приятные ощущения в паху резко усилились. Свист и вторая розга, еще больнее, хлестко опустилась на меня. Первый десяток я воспринял довольно терпимо, а вот дальше праздничное настроение быстро улетучилось, и каждая новая розга давалась все тяжелее и тяжелее. Секла Екатерина Ивановна, не спеша, давая возможность, как следует прочувствовать каждый полновесный удар. Впоследствии выяснилось, что она имела большой опыт (неоднократно порола дочь и внучку). После каждого десятка, розга заменялась на новую. После сорокового удара, мне с большим трудом удавалось сдерживать себя, что бы не кричать от боли и не елозить по скамейке, из боязни показаться слабаком и получить отказ в следующей порке. Несмотря на дикую боль, в низу живота полыхал костер и я чуть было не кончил под розгами. В последнюю пятерку, женщина выложилась полностью, да так что эта боль запомнилась на всю жизнь. И вот ведь парадокс – самые болезненные и самые сладкие пять последних ударов розгой. Закончив пороть, Екатерина Ивановна похвалила меня: «Молодец Андрей! Даже не пикнул! Захочешь еще – обращайся. Высеку с удовольствием!» Я вскочил с лавки и, с благодарностью, надолго припал губами к руке женщины, руке которая только что безжалостно меня высекла и при этом подарила огромное счастье!